Журналы «Работница» и «Крестьянка» в решении «женского вопроса» в СССР в 1920–1930-е гг. - Ольга Дмитриевна Минаева

а приведен пример из «Рабочей газеты», когда в Донбассе муж убил общественницу, делегатку второго съезда работниц и крестьянок. «Зверство старого проклятого быта, который мстит за то, что гибель его уже записана на страницах истории». Посыл очерка – и рабочие коллективы, и профсоюз, и другие органы недостаточно активно вмешиваются, плохо помогают женщинам в их борьбе за новую жизнь.

На самом деле в очерке речь идет не о старом быте, а о старом укладе, о прежнем распределении ролей в семье и обществе. Ведь работающая женщина, всячески побуждаемая властью и партийными органами к общественной работе, обязательно начинает тяготиться бесправным положением в семье.

Почему мужья так агрессивно реагировали на участие жен в собраниях? Да, они не хотели помогать в домашних хлопотах, но ведь наверняка не в этом причина. Раскрепощение, о котором так много говорили в печати, могло означать неподчинение, неуважение и т. д. В траурной рамке помещена заметка о том, как на Дальнем Востоке, в селе под Владивостоком муж убил и себя, и жену – делегатку Марфу Ковальчук. Драма семьи описана подробно. Муж стыдил, ругал и бил Марфу, когда, уже имея двоих детей, она активно занималась общественной работой. Почти месяц добиралась она до Москвы на съезд работниц и крестьянок. После этого съезда муж избил ее и выгнал из дома. Марфа уехала во Владивосток, нашла работу, вернулась за дочкой, а муж убил ее и себя. Марфе было 33 года. Наследием «проклятого прошлого, грубым, звериным, мужским своеволием и произволом, что до сих пор живет в глубинах нашей темной и отсталой русской деревни» называет автор эту драму. «Погибла в борьбе за новую жизнь»[459] – так называлась заметка о том, как «зверь-муж» зарубил топором Лизу Куркину, коммунистку и делегатку, члена сельсовета. Можно еще найти подобные примеры[460], они напоминают о том, что в реальной жизни социальные реформы велись методами революций и Гражданской войны.

В «Бабьей песне», опубликованной в «Работнице» в 1925 г., высказано типичное для женского журнала убеждение, что свободу в первую очередь надо завоевать от мужчин. И хотя пропагандисты разъясняли советским женщинам, что главный враг у них с мужчинами общий – это мировой капитализм, с которым надо сообща бороться, в сознании большинства женщин идея освобождения и раскрепощения все же связана с тем, что ближе и понятнее – изменением отношения к женщине в обществе, с ее новым социальным статусом.

Ну-ка, бабы, при вперед. Напирай-ка!

Наша сила, знать, берет: мы – хозяйки.

Уж довольно мужику править бабой,

Хошь цени, а хошь бракуй, да не лапай!

Тьфу теперь на мужнин гнев, на бесчинства,

Нынче с женским наравне пол мужицкий.

Есть теперь у нас Совет – наш заступник,

Если муж по голове бабу стукнет.

В кабале у мужиков долги годы

Ждали красных мы деньков да свободы.

Ой, спасибо Ильичу! Дал нам волю!

Ну теперь уж карачун горькой доле!

Чуть что – мы и в исполком мужиков-то:

Не гордися пиджаком перед кофтой[461].

Тезис «Мы – хозяйки» означает победу в многовековой борьбе с мужчиной за лидерство. Иногда эта победа утверждалась силой: героини публикаций могли пустить в ход и молоток, и вилы; «наскочит когда, я сама скалку в руки: смотри, так вот и тресну!.. Присмирели мужики наши»[462]. «Неужели равноправие бабы в том, чтобы она угощала ухватом мужика», – жалуется пострадавший муж в женотдел[463]. В дискуссии о женщинах на постах руководителей деревни высказано такое мнение о мужчинах: «Голова у них крепка да ума-то меньше нашего. Падки они на всякие соблазны, на пьянку, на разврат, на растраты»[464].

Н. К. Крупская с иронией писала о том, что «часто у нас бывают разделения на «две нации». Раз как-то приехали колхозницы и говорят: «У нас колхоз только женский, мы в колхоз мужчин не пускаем». Я их, смеясь, спрашиваю: «Что у вас две нации, что ли: мужчины и женщины?». Засмеялись и они»[465].

Пропагандистские приемы классовой борьбы (агрессивные нападки, создание негативного образа, навешивание ярлыков) переносятся на пропаганду идей женского равноправия. «Женский вопрос» часто превращался в борьбу против мужчин – ведь нужен был образ врага, который мешает равноправию. Казалось бы, что плохого в равенстве? Но ситуация борьбы, конфронтации не предполагает взаимоприемлемого решения, а требует победы одной стороны и поражения другой. Агрессивная пропаганда способствовала более быстрому разрушению патриархальной семьи, отношений между супругами, поколениями, вела к негативным последствиям, которые сказывались и спустя десятилетия.

Подход к мужчинам как к врагам не соответствовал задачам партийной пропаганды сплотить пролетариат и крестьянство без разделения по половому признаку. Однако женская пресса постоянно возвращается к этой теме, трактуя тему борьбы женщин с мужским миром под лозунгом «Победить любой ценой».

Супружество часто называется в печати «горькой долей» работницы, неволей, от которой женщин спас Ленин – «дал волю». Так же рисуется жизнь крестьянки в замужестве: «И мужу грубому веками ты отдавалась в кабалу», «прозябала в неволе – в неволе был родимый край». Октябрьская революция названа «грозовой», женщина «потянулась жадно к свету, с мужчиной равная в правах», она уже пять лет дышит «грудью полной» и собирается править «советским кораблем»[466]. Свобода, воля – без расшифровки, что вкладывается в эти понятия – превращаются в метафору. Борьба за свободу – одна из транслируемых в печати новых ценностей. Причем оба понятия равноценны по важности: нужна и «борьба», и «свобода».

В женской прессе активно формировалось негативное отношение к традиционным семейным отношениям. Внедрение в сознание женской аудитории образа «семья как кабала» активно шло в начале 1920-х гг. Этот образ поддерживался в многочисленных публикациях в различных аспектах. Публикации в рубрике «Почтовый ящик» в журнале «Работница» позволяют проследить отклик аудитории на такую трактовку семейной жизни. В 1923 г. в подборке писем опубликовано письмо, про которое редакция пишет, что «читательница рассуждает правильно»: «При капиталистическом строе работница, кроме работы на фабрике, за станком несет добавочный каторжный труд по уходу за детьми и за хозяйством. Она не только рожает и кормит, она стряпает, стирает, штопает и пр.»[467]. Семейная жизнь часто описывалась в таком ключе: жена терпит побои изверга-мужа «с тупой и унизительной покорностью», «в нашей семье еще живы самые отсталые, старые, рабские привычки»[468], семья – это побои и издевательства и т. д. Чаще всего избавлением от такой семьи становится развод.

В печати укоренялось представление, что «не от хорошей жизни уходит она от